Уже нет.
— Есть же питомник на Древней Земле.
Я отпила чаю, обожглась и закашлялась.
— Нет, — хрипло ответила я. Потрогала болезненным языком облезающее из-за кипятка нёбо. — Нет питомника на Древней Земле.
Дитрих вздрогнул.
— Ты о чем?
Уже все равно. Я казнена много лет назад. Я — то, что осталось после казни. И меня скоро устранят. У меня не было сил притворяться. С этими людьми я знакома несколько часов. Мой контакт с ними исключительно делового характера. Я не должна им ничего говорить. Не имею права. Но мне так нужно, чтобы меня хоть кто-нибудь пожалел…
— Меня зовут Янина Хенце, — сказала я. — У меня специальный сертификат.
Кесума замерла с тарелкой бутербродов в руках. Дитрих опустил глаза.
Больше ничего не понадобилось говорить.
Они молчали несколько минут. Потом Дитрих поймал мой взгляд. Сплел пальцы. На высоких австрийских скулах играли желваки.
— Подожди умирать, — сказал он и жестко усмехнулся.
Конечно, они знали. Они помнили, кто такая Янина Хенце. Моя история задевала и их тоже. Они поняли, что означает мой специальный сертификат и почему мне нельзя на Древнюю Землю. Это совсем несложная загадка. Я бы на их месте тоже поняла.
Но они не стали мне сочувствовать. Я удивилась. Я не предполагала, что кто-то вдруг станет действовать ради меня, без всякой логической причины. Я не так наивна, чтобы надеяться.
— Ты ешь давай, — хладнокровно ответила Кесума.
— Это касается меня впрямую, — ответил Дитрих. И объяснил.
Он был старшим консультантом во время судебного процесса. Он вынес заключение о том, что мое оружие действовало помимо моей воли и без моего приказа. И все пять экспертов поставили внизу свои подписи.
Меня должны были оправдать.
Но прокурор оказался мастером своего дела. Был слишком хорош. Лучше, чем надо. Сверх меры.
Убийственно.
Я сидела, жевала и смотрела, как Дитрих размышляет. Его лицо окаменело, взгляд медленно бродил по тесной кухоньке. В своих браслетах он был похож на древнего германского воина. Кесума включила полный свет.
— Мы могли бы тебя зачислить в штат, — сказала она. — Хоть кем. Года через два подрастут нынешние пострелята. И может, тогда. Но что ты отпишешь в Центр? — Она помолчала и добавила, приподняв брови. — В конце концов, ну не идиоты же они там, должны отнестись…
И замолкла. Вспомнила, должно быть, как ее собирались бросить на растерзание ррит. Завидую бабушке Кесси. До таких лет сохранить веру в то, что не идиоты и должны отнестись.
— Янина, — заговорил Дитрих. — Как погиб Аджи?
— Он не погиб.
Мастер изумленно вскинулся.
— Это как?!
И я рассказала. Про Фронтир и Ррит Кадару, сафари на ррит, про опыты. Про наш последний отчаянный рывок сквозь пустыню. Дитрих слушал, и движения его пальцев становились все более нервными.
— Так ты общалась с самкой?
— Да.
— Ты ее контролировала?
— Я ее просила.
— Ты давала ей направление на цель?
Я на мгновение задумалась.
— Иногда да, иногда нет. Но она действовала в соответствии с заученными элементами.
Мастер потер лоб.
— Так ты с ней разговаривала? Ты разговаривала с ней, когда метаморфоз уже полностью завершился?
— Когда самка ложится на яйца, это считается полным метаморфозом?
Дитрих посмотрел на меня расширенными глазами. Мне показалось, с почтением.
— Ты хочешь сказать, что просто говорила с ней вслух? — уточнил он.
Это начало меня забавлять.
— Нет. Обычный контакт. Мыслеобразы, эмоции, простые фразы.
— Ничего себе! — ахнула Кесума, прижав ладонь к щеке.
— Н-да, — сказал Дитрих, встал и отошел к окну. — Н-да, — он достал пачку и закурил.
— А в чем дело?
Дитрих сделал затяжку.
— Вообще-то всегда считалось, что женщины не в состоянии входить в телепатический контакт с самками нукт, — сказал он, не глядя на меня. — Считалось, такой парадокс. Объяснялось какими-то загогулинами в биотоках мозга, хотя приличной теории не было. Н-да. Я всегда подозревал что-то в этом духе.
— Может, это оттого, что он все-таки мой Аджи?
— Может. Долгий опыт общения. Привязанность. Вообще-то я предполагал, что это вопрос желания самих нукт. Как и выбор ими оператора.
— И… что?
— Я думаю, что для тебя это хорошо, — ровно сказал мастер. — Хотя не думаю, что это хорошо в принципе. Я боюсь, что командование возьмет твой случай на вооружение.
— Для этого им придется завести должность экмена.
— Они заведут…
Дитрих сказал это так, что я поверила. И содрогнулась.
Аджи, снимающая «крысу» в полете. Аджи, перелетающая шестиметровый барьер. Даже если опасности нет, оружие должно совершенствоваться. Ибо опасность есть всегда. Внутри сознания. В глубине — под ним. Так установили хищники чийенки, избавленные природой от этого груза. Человек никогда не откажется от более эффективного оружия. Хотела бы я знать, кого выберут врагом, когда решат снова повоевать. Чийенкее? Цаосц? Или, как обычно, других людей?
— А теперь ты расскажешь мне об экспериментаторах, — сухо произнес Дитрих. — Попрошу профессиональный отчет. Как в Центр.
— Ты не Центр, — сказала я. Мне не понравился его тон. — Для начала ты ответишь, зачем тебе это.
Мастер обернулся ко мне. Глаза у него прямо-таки светились. Нехорошо. Как радиоактивные.
— Согласен, — сказал он.
Я успела взъесться на Дитриха. А зря. Лед в его голосе предназначался не мне.
Первоначально мастер собирался оставить меня в питомнике на правах ассистента. Как Кесуму. Потянуть за пару собственных ниточек, кое-кого впечатлить авторитетом. Мастеров слишком мало, чтобы пренебрегать ими.